Обострение ситуации в Дагестане и на Северном Кавказе – следствие политической нестабильности в самой России, считает известный военный журналист Орхан Джемаль.
По его мнению, несмотря на свою малочисленность, "лесные братья" имеют существенную поддержку среди населения, а в перспективе могут пойти на сотрудничество с внесистемной российской оппозицией. Об этом, а также о том, почему Грузия вдруг стала расстреливать экстремистов, идущих из Грузии в Россию, он рассказал корреспонденту Накануне.RU.
Вопрос: Орхан, что это за поветрие такое, народные дружины были анонсированы на Кубани, в Москве, а теперь вот руководство Дагестана выпустило документ, в котором о создании дружин говорится как о чем-то крайне необходимом для успешной борьбы с экстремизмом.
Орхан Джемаль: Все это совершенно разного порядка вещи. На Кубани эти дружины объявлены как казачьи, а не как народные. И когда их впервые анонсировали, говорилось о том, что эти структуры могут выходить за некие рамки, за которые не может выходить полиция, и говорилось о том, что задача дружин – следить за тем, чтобы на Кубани не появлялось слишком много инородцев. Потом этот акцент дезавуировался, но осадочек, как говорится, остался. В Дагестане эти дружины не мононациональны, это не одни лишь кумыки или аварцы - никаких ограничений по национальному признаку нет. Задача их, как я понимаю, бороться с подпольем. Не совсем понятно, как народные дружины могут справиться с подпольем, но совершенно очевидно, что у кубанских дружин и дагестанских абсолютно разные задачи и разные принципы формирования - сходства я не вижу вовсе.
Вопрос: Есть мнение, что дружины на Кавказе - это весьма полезный опыт кампании 1999 года.
Орхан Джемаль: Я не буду вдаваться в споры о том, кто больше внес усилий по выходу из ситуации 1999 года, аварское ополчение или федеральные войска, которые работали прекрасно, но я хочу отметить, что в то время народное ополчение выступало против отрядов Басаева и Хаттаба, которые на тот момент действовали как армия. Вопросы в той войне решались в открытом бою. Да, зачастую боевые действия велись в горах, но, тем не менее, это был открытый фронтовой бой, в котором наряду с федеральными войсками участвовало ополчение. Сейчас таких операций не проводится, сейчас подполье действует в основном посредством рэкета, нападениями из засады, атак с применением мин и фугасов. Как в такой ситуации будет бороться ополчение, я не понимаю. Надо тогда делать следующий шаг и наделять ополченцев оперативными функциями, что полный бред, но в противном случае это будет исламский аналог черносотенных дружин, которые будут охотиться не на боевиков , а на инакомыслящих.
Вопрос: Орхан, нужно ли, по-Вашему, армии включаться в ситуацию в Дагестане?
Орхан Джемаль: Насколько я понимаю, недавнее совещание было посвящено этому вопросу, и будет ли подключена армия или не будет - вопрос пока стоит.
Вопрос: А Вы сами как думаете?
Орхан Джемаль: Армия? Опять-таки, там есть фронты? Что в Дагестане есть для армии? Там крупные партизанские соединения передвигаются по горам, или армия будет ловить людей, которые живут в городах на нелегальном положении? Я не очень понимаю, что будет делать армия в Дагестане.
Вопрос: То же, что в 1999 году в Чечне, надо думать. Все чаще звучит мнение, что ситуации очень похожи.
Орхан Джемаль: В Чечне в 1999 году велись бои с использованием сепаратистами легкой артиллерии, тяжелых пулеметов, оперировали отряды и соединения до нескольких тысяч человек. Ничего подобного в Дагестане нет.
Вопрос: А что есть?
Орхан Джемаль: Борьба с партизанским подпольем, которое использует террористические методы, уничтожая своих военных, политических и идеологических противников.
Вопрос: Огня подлило убийство Саида Афанди?
Орхан Джемаль: Во-первых, ситуацию обострило не только недавнее убийство Саида Афанди, до этого был большой взрыв на блокпосту на въезде в Махачкалу. Возросло количество убийств представителей силовых структур. Еще год назад никто не обстреливал военные колонны, а теперь, пожалуйста. Обострение заключается чисто в статистике: на единицу времени приходится большее количество терактов и силовых операций: количественное изменение, но нового качества я не вижу.
Вопрос: С чем связана активизация подполья?
Орхан Джемаль: Я думаю, что с точки зрения подполья это решение правильно политически. Обостряется ситуация в России, появился массовый публичный протест - грех не воспользоваться и не попробовать создать проблем власти еще на одном фронте.
Вопрос: Какие цели ставят перед собой эти группы?
Орхан Джемаль: Они же провозгласили программу максимум - создание шариатского государства на территории Северного Кавказа.
Вопрос: Получается, это достаточно организованные и централизованные образования?
Орхан Джемаль: Что значит централизованные? Нет, у них нет единого штаба, у них есть единый лидер, который в данный момент занимает скорее номинальный пост, нежели руководит неким штабным органом. Фактически это точка сбора, вокруг которой люди просто соединяются. Но подполье скорее объединяет ни какая-либо структура, ни какая-то вертикаль власти, а идеологическое единство и общие религиозные взгляды.
Вопрос: Орхан, что за история со столкновением грузинских спецназовцев с "Имарат Кавказом"? Достаточно необычно услышать, что чеченским террористам из Грузии в Россию теперь приходится прорываться с боем.
Орхан Джемаль: Группа, состоящая преимущественно из чеченцев, значительная часть которых были выходцами из Панкиси, планировала переход с территории Грузии на территорию Дагестана, столкнулась с группой местных жителей. Столкновение было неконфликтно. Они пообщались, даже поели вместе. Один из местных жителей предложил чеченцам помощь в пересечении границы, сказал, что у него есть то ли родственники, то ли друзья среди пограничников. Родственнику-пограничнику позвонили, он подъехал вместе со своим сослуживцем, но попутно проинформировал свое руководство о сложившейся ситуации. После того, как эти два пограничника появились, чеченцы и местные жители распрощались, а пограничники пошли с чеченцами как проводники и завели их в засаду. На привале пограничники в сопровождении двух чеченцев пошли искать место, где "ловит" сотовый телефон, якобы чтобы поговорить об "окне" для прохода. Сопровождающие пограничников чеченцы были убиты снайперским огнем, параллельно автоматический огонь был открыт по спавшим боевикам. Насколько мне известно, семь человек прямо в спальных мешках и умерли. Оставшаяся группа начала отступать и, отступая, поставила растяжку, на которой подорвались грузинские спецназовцы. Насколько я знаю, решение об этой операции принимал секретарь Совбеза Грузии Гига Бокерия, Мерабишвили и Саакашвили были поставлены перед фактом.
Вопрос: Можно ли по этому случаю судить, что Грузия изменила свое отношение к экстремистам, действующим в России? Все мы ведь еще помним Панкисское ущелье и перевалочные базы для экстремистов на территории Грузии.
Орхан Джемаль: Перевалочные базы в Грузии были минимизированы еще в начале 2000-х. Еще при Шеварнадзе этот процесс начался. Панкиси сейчас из себя не представляет военной базы, какой она была в конце 90-х. Тем не менее за связи с северокавказским подпольем в Грузии не преследуют. Я предполагаю, что ситуация стала развиваться таким образом, потому что Бокерия подумал, что это никакие не боевики, а законспирированный русский спецназ, готовящий провокацию. Потому что смысла вести себя таким образом лично я не вижу. Если бы я был Бокерией и возглавлял Совбез Грузии, я бы, не задумываясь, дал бы этим людям пройти.
Вопрос: Орхан, нужно ли увязывать события в Татарстане и Дагестане в одну общую картину?
Орхан Джемаль: Начнем с того, что ваххабитское подполье всегда угрожало стабильности России. Да, сейчас обострение, но бывали обострения и покруче, и это не первое обострение и не последнее. Никакой связи с Татарстаном я не вижу. Если эта связь есть, то Доку Умаров должен бы отдать приказ татарстанскому амиру на проведение операции, а этого не было. Более того, на северокавказских сепаратистских сайтах никто не взял на себя ответственность за покушение в Казани, нет единства во мнениях и внутри силовых структур. Я считаю, что единственное, что отличает вспышку нестабильности на Кавказе от предыдущих вспышек, это то, что она проходит на фоне внутриполитического кризиса в России.
Вопрос: Насколько фактор политической нестабильности повышает риски для ситуации на Кавказе?
Орхан Джемаль: Федеральная власть пытается контролировать ситуацию и нельзя сказать, что ситуация пошла вразнос. Но я напоминаю, что северокавказская оппозиция и внутрироссийская оппозиция имеют обыкновение в какие-то моменты начинать "дружить против". В 90-х антиельциновские казаки и антиельциновски настроенный атаман войска Донского Козицын подписывал с Джохаром Дудаевым договор о мире и дружбе. В те времена огромное количество людей сочувствовало чеченцам, воспринимало ситуацию в Чечне как национально-освободительную борьбу, среди сторонников на местах такой точки зрения были, конечно, достаточно одиозные фигуры, но были и нормальные люди. Поражение России в первую чеченскую кампанию, которая закончилась Хасавюртовским мирным договором, стало, в том числе, и следствием того, что эта война была непопулярна в России.
Поэтому такие оппозиционеры как Навальный, выбрасывающие лозунг "Хватит кормить Кавказ", де-факто являются союзниками Доку Умарова, который тоже стоит за отделение Кавказа. Это сильно отличает нынешнюю ситуацию от того, что было в прошлом, а взрывы были и побольше, и пострашнее.
Вопрос: Сколько так называемых "лесных братьев" сейчас на территории Северного Кавказа?
Орхан Джемаль: Скажем так, в самой Чечне, я думаю, что чуть менее ста человек. На территории Ингушетии можно говорить о ста или двухстах, но нужно понимать, что Ингушетия и Чечня - это сообщающиеся сосуды. Если говорить о Дагестане, то численность непосредственно действующих партизан - 300-400 человек, временами, в какие-то особые моменты - 500 человек, не больше. При этом мы имеем в виду только тех людей, которые ведут активную деятельность в боевых группах, и не говорим о сочувствующих, пособниках, тех, кто на нелегальном положении проживает в городах. В Кабардино-Балкарии счет идет на десятки человек, в Карачаево-Черкесии даже о одном десятке говорить не приходится, там постоянно действующего подполья нет. Если брать на круг, можно говорить, что общекавказская численность партизан, действующих постоянно, вряд ли значительно превышает 500 человек.
Вопрос: В кавказской политике сейчас явно выкристализовались две позиции. Позиция "голубей" и "ястребов". Первые призывают к диалогу, вторые к физическому уничтожению экстремистов. Кто сейчас побеждает?
Орхан Джемаль: В принципе, "голуби" были всегда, но они никогда не доминировали. Временами у "голубей" были тактические успехи, например, год-два назад в Дагестане, когда создавались адаптационные комиссии. Но надо сказать, что "голуби" - это вовсе не те, кто предлагают с "лесом" договариваться. С "лесом" невозможно договориться, потому что "лес" недоговороспособен. Но "лес" на круг - человек 500, а "поле" поддержки насчитывает десятки тысяч, в Дагестане можно вполне говорить о 10-30% поддержки среди населения по отдельным вопросам. "Голуби" - это те, кто говорит о необходимости выстраивания отношений с этим полем, в отличие от "ястребов", которые предлагают мочить всех. Эту политику обеспечивали позиции двух генералов, работающих в НАК'е, Ильина и Пржездомского, которые не были сторонниками войны до последнего патрона и капли крови, но не всегда понимали, как это надо делать. Что касается "леса", то особых разногласий между "голубями" и "ястребами" нет, не потому что одни плохие, другие хорошие, а потому, что других вариантов в отношениях с "лесом" нет, сам "лес" не хочет компромисса. Пик достижений "голубиной политики" прошел год-два назад, нынешнюю вспышку, которую мы наблюдаем, можно связать с просадкой позиций "голубей". Сейчас маятник качнулся в другую сторону.
