Бывший диссидент и нынешний директор Фонда эффективной политики Глеб Павловский неоднократно был советником в президентской администрации при Владимире Путине и Дмитрии Медведеве.
Один из самых уважаемый российских политологов анализирует изменения во властной системе.
Le Figaro: Неделю назад Владимир Путин отправил в отставку министра обороны Анатолия Сердюкова из-за подозрений в коррупции. В российской власти подобного рода инициативы чрезвычайно редки. Как это воспринимать?
Глеб Павловский: Действительно, речь идет о совершенно необычном инциденте: отставка министра после скандала, которому намеренно была придана огласка. Стоит помнить, что Путин уже давно был прекрасно осведомлен о поведении и частной жизни Сердюкова, который в силу занимаемой должности круглые сутки находится под наблюдением ФСБ. Обыски в домах представителей его окружения были начаты по прямому указанию президента. Наконец, Сердюков был доверенным лицом Владимира Путина, который поручил ему провести широкомасштабные реформы в армии. И хотя они непопулярны, они будут продолжены в будущем.
— То есть, это нелогично?
— Раньше члены окружения Путина знали, что такое увольнение попросту невозможно. Такие люди обычно только получали награды, а если их и освобождали от должности, то не привлекая внимания. Таким образом, президент России изменил свой управленческий метод. И на смену Сердюкову он назначил бывшего министра по чрезвычайным ситуациям Сергея Шойгу, что является признаком чистейшей импровизации. Эта отставка может означать, что противники бывшего министра обороны победили. Еще недавно Путину прекрасно удавалось гасить все конфликты в своем окружении и нейтрализовывать любые нападки. Возможно, что президент постепенно превращается в нечто вроде коммутатора среди групп влияния в российской власти. Это может означать, что он больше не способен защитить собственных друзей, что способно ослабить его влияние и статус главного игрока в команде. Но не исключено, что Путин начал новую, очень личную игру. Но она может оказаться разрушительной, особенно если будет сопровождаться чисткой среди руководящих кругов. В таком случае процесс может выйти из-под контроля.
— У нас же скорее складывается впечатление, что после принятия серии репрессивных законов президент укрепил свое положение...
— Раньше Путин был президентом консенсуса, и вся управляющая система держалась именно на этом принципе. Но сейчас все изменилось. После решения поменяться местами с Дмитрием Медведевым и последовавших за этим протестов глава государства вступил на путь конфронтации. Он поддерживает репрессивные законы, которые вызывают конфликты. Проблема в том, что в России перемена стиля должна неизменно сопровождаться сменой системы. Но она осталась прежней. Ее принцип заключается в следующем: компетентность не важна, главное — верность. Если руководитель способен обеспечить себе поддержку элиты, он может быть вечным. Мы имеем дело не с авторитарным режимом, а с вотчинной системой. Представителей российского политического руководства сложно назвать лидерами, однако, раз они держат под контролем природные ресурсы и бюджет страны, в обмен они гарантируют для населения определенные общественные стандарты. Они не могут похвастаться популярностью, но пользуются отсутствием какой-либо политической альтернативы. Путин пытается нащупать новую систему, но у него ничего не выходит. Точно так же во времена перестройки столь любимый на Западе Горбачев не знал, что ему делать после разрушения советской системы. С нашей точки зрения перестройка выглядит как импровизация, которая ощущается и сегодня. При этом, я не уверен, что Путин потерял контроль.
— В России приводят множество исторических аналогий для описания третьего президентского срока Владимира Путина: горбачевская перестройка, сталинский террор, брежневский застой... Какой исторический прецедент кажется вам наиболее уместным?
— Нельзя проводить сравнения с советской эпохой. «Единая Россия» не играет той же роли, что и КПСС. У нас нет какой-либо политической или идеологической дисциплины. Поведение режима, безусловно, заимствует из лексикона террора, однако речь идет лишь о «маленьком» терроре, который зрелищен, однако представляет собой лишь пускание пыли в глаза. В прошлом нечто подобное сделал фаворит Екатерины II Потемкин, который подсовывал фальшивки путешествовавшей по России императрице. Цель нынешнего курса заключается в том, чтобы запугать большой бизнес, а также аппарат «Единой России» и региональных чиновников. Хотя подобные методы относительно эффективны лишь с точки зрения посыла, они, повторюсь, не приспособлены к изначальной системе управления, которую установил Владимир Путин, придя к власти в 2000 году. Несмотря на все репрессии, сталинский режим стремился убедить общественное мнение. Сегодня идеологическим аспектом пренебрегают, и суды фальсифицируют процессы, даже не пытаясь хоть как-то прикрыть свои действия. Это делает систему более непредсказуемой и, значит, опасной. Если лишить ее тормозных механизмов, которые сегодня обеспечивают ее саморегуляцию, ей, как в прошлом это уже было с СССР, будет сложнее искать компромиссы как во внутренней политике, так и во взаимодействии с иностранными партнерами.
— Сколько людей действительно знают что-то насчет намерений Владимира Путина?
— За исключением его супруги, которую мы больше не видим, и его самого, почти никто. Даже такой влиятельный человек, как Игорь Сечин, может только догадываться, что творится в голове у президента, хотя тот и высоко его ценит. Путин не дает никому приблизиться к себе. За последний год его стремление к одиночеству лишь усилилось.
