Российские власти столкнулись с противодействием со стороны Татарстана по «пустяковому» вопросу.
С начала 90-х годов главы республик именовались президентами. Сейчас им приказано быть скромнее и «сменить вывески». Например, вместо «президента Чечни» будет «глава Чечни». Но руководство Татарстана всячески сопротивляется воле центра.
Казалось бы, это пустая формальность – как именовать руководителя республики. Но эта «формальность» имеет отношение к структуре российского государства, к т. н. асимметричной федерации, которая существует в России.
Государства могут быть либо унитарными, либо федеративными. Унитарное государство – это единое государство, в котором есть только один центр, имеющий право издавать законы и обладающий суверенитетом. Таких государств в мире очень много.
Федеративное государство – это государство, где власть разделена на два уровня. Первый уровень – уровень федерации, которая обладает суверенитетом и правом верховного законодательства. Напомню, что суверенитет – это верховенство государства на определенной территории, гарантирующее ему независимость от других государств на международной арене.
Второй уровень – уровень субъектов федерации, которые обладают правом собственного законодательства по вопросам, дозволенным законом. Например, в США, которые являются федерацией штатов, последние имеют собственные уголовные кодексы. В результате деяние, считающееся преступлением в одном штате, может быть совершенно законным в другом. Например, эвтаназия (умерщвление врачами больных из соображений человеколюбия) разрешена в американских штатах Орегон и Вашингтон, но запрещена во всех остальных. Гей-браки запрещены в большинстве американских штатов, но в некоторых они законны.
Теоретики спорят, обладают ли субъекты федерации суверенитетом либо же он принадлежит только федерации в целом. Существуют три решения этой проблемы. Первое: суверенитет принадлежит только федерации. Отсюда обычно делают вывод, что субъекты федерации – не государства в полном смысле слова, а государствоподобные образования, которые подлежат регулированию со стороны федерации и не обладают самостоятельностью. Второе решение: суверенитетом обладают и федерация, и ее субъекты. Это решение создает неразрешимые трудности, ибо в результате возникает «вечный» спор о компетенции. Где кончается власть федерации и начинается власть субъекта?
Наконец, третье решение: суверенитет принадлежит некоей третьей силе, являющейся суммой и федерации, и субъектов. Это решение кажется сложным для понимания, но приведем простой пример: для принятия поправок к Конституции США требуется принять законодательный акт Конгресса США, но затем поправка должна быть ратифицирована тремя четвертями штатов. Т. е. поправка есть плод совместного законодательства федерации и штатов. Это и имеется в виду в рамках «третьего решения».
Россия в той форме, в какой она была создана Конституцией 1993 года, является асимметричной федерацией. Вопрос о том, кому же принадлежит суверенитет в Российской Федерации, был сознательно размыт, поскольку на него претендовали национальные республики, выпустившие собственные декларации о суверенитете. Это значило, что национальные республики имеют больше прав, чем обычные регионы. Национальные республики зачастую претендуют на суверенитет и на статус государств, к
тому же национальных государств живущих на их территории титульных народов. Это изначально поставило Российскую Федерацию на грань развала.
Именно претензию на суверенитет и отражают названия должностей республиканских руководителей. Все они до недавнего времени были президентами, в то время как главы краев и областей – губернаторами и главами администраций. Это делало Россию похожей на конфедерацию независимых республик. Напомню, что в конфедерации именно субъекты обладают суверенитетом, а центр имеет только те полномочия, которые субъекты ему предоставят.
Республики вели себя так, будто Россия – конфедерация. Между тем отношения федерального центра с обычными регионами, краями и областями напоминали унитарное государство. В сумме это и давало асимметричную федерацию, федерацию двух уровней: уровень республик почти обладал независимостью, уровень краев-областей тотально зависел от центра. Некоторые республики даже вводили собственное гражданство, отличное от федерального. Например, Конституция Дагестана в 90-е годы давала ему возможность давать дагестанское гражданство выходцам из республики, проживавшим в других странах. Это гражданство не совпадало с общероссийским.
В путинскую эпоху права республик постепенно урезали. Конституционный суд постановил, что суверенитет принадлежит только Российской Федерации, а республики не могут претендовать на статус государств, несмотря на то, что они так названы в Конституции.
Но проблема осталась, потому что республики по-прежнему претендуют на то, что они равнее других субъектов федерации. Федеральный центр пытается уравнять их в правах с другими регионами, пусть пока на формальном уровне. Ведь в США нет президентов штатов – есть губернаторы. В Германии нет канцлеров земель – есть премьер-министры. В Индии высшие должности федерального уровня именуются «президент» и «премьер-министр», а уровня штатов – «губернатор» и «старший министр».
Иначе говоря, федеральное руководство добивается от республик признания, что они – всё же субъекты федерации, и отказа даже от намеков на суверенитет и конфедеративные отношения с Россией.
Понятно, что болезненнее всего это для Татарстана, где в начале 90-х годов прошел референдум о независимости, и чье руководство при Шаймиеве позиционировало Татарстан как независимое государство, связанное с Россией только договором, но никак не Конституцией.
Так что смена названия должности с «президента» на «главу республики» – не пустая формальность, а часть борьбы за превращение России в современную федерацию, где национальные республики уже не будут обладать сверхпривилегиями.
Правда, равенство субъектов федерации на бумаге и в реальности – две большие разницы. Сегодняшняя Чечня юридически не отличается от других регионов страны, зато имеет особый статус на практике, с учетом прошедшей здесь войны и специфики местного населения. Так что до полного равноправия субъектов еще далеко. Но отрадно, что шаги в этом направлении все же делаются.
