Царь дождя древних племен, воинская аристократия аграрных обществ, либеральная элита глобального капитализма — всё это козлы отпущения, которые живут лучше всех, но приносятся в жертву в случае катастрофы.
Александр Дугин уверен: глобальная катастрофа уже наступила и время элит сочтено. Что придет им на смену? Читайте второй текст из серии этюдов о метафизике пандемии.
Царь дождя
Истоки политической власти коренятся в сложном отношении человека к смерти.
Наиболее ясная картина складывается при анализе архаических обществ, многие из которых имели особый институт — царя дождя. Дж. Фрэзер в «Золотой ветви» дал масштабный обзор соответствующих мифов, символов, обрядов и поверий. Интересное развитие эта тема получила у Рене Жирара в «Козле отпущения». Смысл фигуры царя дождя (он же прообраз козла отпущения) состоит в следующем. Общество может существовать только в условиях онтологической гарантии того, что всё будет всегда ровно таким, как есть сейчас. Эта предпосылка необходима для поддержания любого социального порядка.
Вечное возвращение предопределяет баланс жизни и смерти, рождения новых существ и умирания старых, круговорот сезонов, растений, скота и предков. Круг экзистенции должен быть замкнут, и поэтому архаическое общество стремится свести социальную стратификацию к минимуму. Общество не должно знать разрыва, то есть чего-то необратимого. Всё должно быть компенсировано своей противоположностью, включенной в общую структуру. Но… приходит момент, когда обществу в его тотальном онтологическом спокойствии приходится столкнуться с катастрофой. Это момент разрыва уровня, который, строго говоря, должен быть исключен. Общество основано на том, что это невозможно, так как в противном случае все очевидности вечного и неизменного порядка рухнут.
Однако такая «невозможность» время от времени случается: катастрофа приходит в виде истребления от рук безжалостного врага, от засухи, мора, неурожая, урагана или падежа скота.
Иногда случается и то, чего случиться не может (по крайней мере, не должно). Вот тут-то и вступает в действие царь дождя.
Царь дождя избирается из членов племени как заведомая гарантия того, что невозможное случится. Именно поэтому для царя дождя делаются исключения в обычной жизни — он не должен работать, ему отдаются в жены и наложницы лучшие девушки племени, все его кормят и ублажают. На его фигуре размыкается справедливость, равенство, солидарность и вся непрерывная упорядоченность жизни племени. Царь дождя — исключение, и именно в этой исключительности состоит его миссия и его функция.
Так длится на всем протяжении времени, пока всё идет как всегда. От царя дождя ничего не требуется, в жизни сообщества он большого участия не принимает, лишь иногда появляясь на определенных церемониях. Власти у него никакой нет, но ритуальные почести ему оказываются. И так продолжается вплоть до того момента, когда начинается невозможное, непредсказуемое — когда наступает катастрофа. Вот тут до него и доходят руки. Он, лишний и ненужный в обычном упорядоченном течении жизни, выходит на первый план, когда что-то идет не так. Наступает его час.
Когда начинается засуха, моровая язва или нашествие иноплеменных орд, царя дождя с почестями одевают в священные одежды, в последний раз сытно кормят, дают попрощаться с женами и публично приносят в жертву — закалывают, топят, душат, сжигают, вешают или сбрасывают со скалы. Так эксцесс покрывается эксцессом, нечто непредвиденное получает специально заготовленную для него карту. В этом и суть козла отпущения, берущего на себя грехи и отправляемого на смерть. В каком-то смысле христианский дьявол выполняет ту же роль, и отнюдь не случайна его иконографическая связь с козлом.
Царь дождя совершенно не нужен, излишен в нормальной ситуации, но незаменим в случае катастрофы. Смысл его существования в том, чтобы быть принесенным в жертву.
Для того его откармливают и нежат, холят и лелеют. Для того ему и оказывают почести, чтобы в критический момент убить. Именно анормальность его обычного существования и обосновывает возможность им пожертвовать. Внешне он может казаться «элитой», «высшей кастой», «вершиной общества», но на самом деле он не более, чем откармливаемое жертвенное животное, предназначенное для того, чтобы быть скормленным могущественным и непредсказуемым силам чрезвычайного положения.
Элиты нужны, чтобы их уничтожить
В фигуре царя дождя мы имеем формулу создания государства и социальной стратификации на элиту и массы. Высшим классам — воинам, аристократам — трудовые массы, живущие в вечном настоящем, отдают дань и почести, но только для того, чтобы в момент катастрофы (чаще всего нашествия врагов) их принести в жертву. Воины-аристократы — это коллективная жертва от лица мирных земледельцев. Они проводят время в пирах и забавах, чтобы быть закланными на алтаре войны. И первым из них является царь, глава политической элиты — знакомый нам царь дождя. Когда дело становится совсем плохо — ведьмы поджигают город, а колдуны насылают моровую язву, — разозленная и оголодавшая народная толпа врывается в царские палаты и требуют выдать ей виновного. Царя дождя. Требуется только растерзать его — и пандемия успокоится, пожары угаснут, дождь снизойдет на землю. Массы терпят элиту и позволяют ей вести паразитический образ жизни лишь для того, чтобы в какой-то момент ее убить.
Элита в обществе означает разрыв и символизирует собой смерть. В обычные периоды она для общества — досадное обременение и воплощение паразитических эксцессов. Но когда приходит катастрофа, элита отправляется прямиком в ее прожорливые челюсти.
Демократия и тирания
Современная элита не исключение. Устойчивость социальных представлений — от архаических эпох до Нового времени — поразительна. Ее сложно переоценить.
Конечно, современная элита — особенно демократическая — стремится доказать свою нужность и пользу, но это второстепенно. Массы терпят ее именно как армию паразитов и извращенцев, как аномалию и социальное зло, которое, однако, является онтологической страховкой общества на случай чрезвычайных обстоятельств. Когда все обычные меры не действуют и люди сталкиваются с каким-то опасным вызовом (вирусом, язвой, землетрясением), элита либо с этой напастью справляется, будучи заведомо связанной со стихией чрезвычайного, патологического, эксцессивного, либо становится козлом отпущения.
В каком-то смысле в парламентских демократиях так функционируют выборы и партии. Победители — это те, при которых всё идет как обычно, но стоит чему-то пойти не так, и избиратели выбирают других. Едва ли это зависит от рациональной оценки баланса слов, дел и последствий. Слишком много факторов влияют на общество, и каждый выборный цикл обобщает в себе лишь принципиальные роли — и в первую очередь кому быть козлом отпущения. Перевод ритуала царя дождя в формат парламентской демократии удобен тем, что наказание символично и выражается в отлучении от власти проигравшей партии (точнее, партии, которой не повезло). В случае тирании или тоталитарных режимов ситуация оказывается более острой: тиран отвечает за всё, и если засуха или эпидемия случается в период его правления, ему уже не на кого свалить вину и никаких условностей ожидать не стоит. Именно поэтому греки называли пожилого тирана одним из чудес света: редко кому из тиранов удавалось дожить до солидного возраста, чаще всего их убивали раньше.
Ведь тиран и есть царь дождя — ему всё позволено, но лишь пока не начнется моровая язва…
Капитализм и коронавирус
После этого довольно долгого предисловия переходим к ситуации с пандемией коронавируса. После падения СССР мир вступил в эпоху однополярности и глобализации. Это значит, что вместо двух политико-экономических и идеологических систем осталась одна, и вся мировая элита в любой стране представляет собой нечто приблизительно тождественное. Капитализм является единственной экономической моделью, демократия признается единственной легитимной и легальной формой политической организации, а идеология прав человека, основанная на отождествлении человека с индивидуумом, — фундаментом международного права. Поэтому вся правящая элита стран Запада и Востока сущностно одинакова — все трения между странами основаны на конкуренции, составляющей закон буржуазного миропорядка.
Каждая страна хочет получить максимум выгод, но ни одна не ставит под сомнение легитимность мировой системы.
В двухполюсном мире существовало две мировые элиты — социалистическая и капиталистическая — с двумя разными и подчас диаметрально противоположными установками. Поэтому когда советский лагерь и СССР рухнули, бывшие советские страны приняли модель капиталистического Запада. С этого момента и начинается отсчет единой мировой капиталистической элиты, которая правит везде — от США и Европы до России и Китая. В каком-то смысле глобальный мир действительно состоялся.
В глазах масс ситуация, сложившаяся с конца ХХ века, оставалась до какого-то момента легитимной и приемлемой. Не потому, что глобальный либерал-капитализм был наилучшим режимом из возможных, но потому что массы к нему адаптировались и он обеспечивал существование, вынося смерть, катастрофу и чрезвычайные обстоятельства за кадр. Мировая либеральная элита поддерживала такой уровень успокоенности мифологией технического прогресса, экономического роста, успехами медицины, перспективами грядущего физического бессмертия, что на этом основании массы терпели капиталистических паразитов, традиционно и устойчиво предоставляя им право набирать вес.
Но вот пришел момент коронавируса. И это значит, что царь дождя должен сыграть свою роль, ради которой он и находился на вершине общества. Случилось невозможное, началась эпидемия, рухнули рынки и биржи, открытое общество испарилось в одночасье, сменившись тотальным карантином и дисциплинарной секлюзией. Для масс ничто не имеет значения, кроме непрерывности гарантированного однообразного существования. Массы не должны были сталкиваться со смертью, с разрывом уровня, со стихией катастрофы, рока. Для того и существуют элиты, чтобы массы от этого оберегать. Элиты нужны, чтобы катастрофы не случилось, чтобы всё шло по плану, как вчера, как всегда. Чтобы в конечном счете ничего не происходило, чтобы всё шло без происшествий… Особенно без чрезвычайных.
Тупики пандемии
Началась пандемия. На первом этапе массы на нее даже внимания не обратили, полагая, что это дело элит и что это где-то далеко — у китайцев. Что думали китайцы, неизвестно, но и они были в большинстве своем уверены, что никаких эпидемий произойти не может и не должно. Однако когда коронавирус достиг стран Запада, ситуация стала радикальной.
Произошло то, чего произойти не должно было. Это самое главное. Нарратив глобальных элит, звучно вещающих о всеобщем росте, социальном прогрессе или, в крайнем случае, о происках «врагов открытого общества», вообще не предполагал сюжета с тотальной пандемией, перед лицом которой они оказались совершенно бессильными и беспомощными.
Мировые элиты попали в тупик: надо закрывать общества тотально, но в этом случае неизвестно, где остановиться и как — в условиях исключительной живучести вируса — делить население на «здоровых» и «больных» с необходимой сегрегацией и фактическим апартеидом. В отношении других стран или даже других соседних регионов карантин предполагал ожесточенную закрытость. Одним словом, единый глобальный мир и открытое общество исчезли во мгновение ока. Но при этом нет никаких гарантий, что самые жесткие дисциплинарные меры в духе «Надзирать и наказывать» Мишеля Фуко дадут искомый результат.
Альтернативой было бы пустить всё на самотек и сохранить открытость и проницаемость всех границ. Но в этом случае коронавирус стремительно распространится на всё население и значительная часть человечества вымрет. При этом очевидно, что это затронет — и уже затронуло — сами элиты.
И закрытость с неопределенными витками эскалации тоталитаризма, и тем более гарантированный геноцид продолжения как ни в чем не бывало либеральной глобализации категорически не устроит мирового обывателя, то есть массы. Массы терпят элиты только для того, чтобы случающееся сегодня ни в коем случае никогда не случалось.
Мы приближаемся к моменту царя дождя. Вот теперь самое время принести правящую элиту — разросшуюся тушу мирового капитализма — на жертвенный алтарь.И неважно, к какому государству эта элита относится.
Элита как козел отпущения
Элита, став мировой, больше не может сменить свой фасад — перестроиться на какую-то альтернативную схему или идеологию. Больше никаких идеологий у нее нет. Можно, конечно, попробовать вновь обратиться к социализму или национализму и попытаться опять пройти цикл современных политических идеологий, но доверие у масс это вряд ли вызовет. Крах либерально-капиталистической элиты есть крах мировой элиты как таковой, всех тех правящих групп, которые оказались на вершине общества в однополярную эпоху. Они стали царями дождя именно в этой ситуации, и сейчас время сыграть роль козлов отпущения.
Эпидемия коронавируса не может не завершиться полным истреблением глобальных элит. Причем не важно, что они выберут — резкий возврат к закрытым обществам или продолжение глобализации любой ценой, вплоть до призывов к мировому правительству. В обоих случаях их место — внутри плетеного человека (The Wicker Man), который с постмодернистской иронией воспроизводится из года в год на фестивале Burning Man в США. Элита живет, наслаждается, паразитирует и разлагается только до тех пор, пока массы не сталкиваются со смертью, с катастрофой, с моментом разрыва. Смысл элиты в том, чтобы этого столкновения не произошло. Но если начинается засуха, элита используется по своему прямому назначению — ее вешают, топят, расчленяют, сбрасывают со скалы, изгоняют в пустыню.
И на сей раз у элиты нет возможности перелицеваться, то есть стремительно присягнуть какой-той иной идеологии, свалив всю вину на предыдущую форму, — как поступили многие нацисты после окончания Второй мировой или коммунисты и комсомольцы в 1990-е годы в России. Либеральный глобализм вобрал в себя все мировые элиты, и ничего внешнего для них не осталось. Это значит, что глобальные элиты всех стран обречены на заклание. Пришел их момент. Это мор.
После потопа?
Здесь мы подходим к важнейшей теме: что произойдет после потопа? Для нынешних элит явно действовало правило «после нас хоть потоп», и этот потоп наступил. Элиты можно истребить, но массы — даже существенно сократившиеся — выживут. Они есть всегда, как всегда есть общество, племя, деревня, община. И куда же этому мировому обществу, так или иначе пережившему катастрофу, обратиться, чтобы получить новых царей дождя?
На мой взгляд, имманентные — материалистические, рационалистические, «гуманистические» — идеологии, сложившиеся в Новое время, полностью исчерпали свой потенциал.
Они развенчали старые мифы и заменили их новыми, «научными», но вместе с либеральным глобализмом и мировой капиталистической системой падут и они. В отличие от конца СССР в человечестве вообще не останется к этому времени социально-политической модели, которая могла бы выдержать экзамен пандемией. Вместе с однополярностью и глобализацией, которые стянули к себе весь потенциал имманентного человечества, идеологии Модерна и Постмодерна завершатся. Коронавирус их окончательно пожрет.
И массам нужен будет новый миф, новые цари дождя, новые элиты. Ведь момент необходимости принесения в жертву паразитической надстройки может прийти снова — в любой момент. А репертуар политических мифов Нового времени исчерпан.
Нечеловек
Вот здесь мы подходим к крайне важному заключению: постглобальный мир потребует помещения на место элиты — царя дождя — фигуры нечеловеческой природы. Именно так было в архаических обществах, но скептицизм Модерна расколдовал тонкий сакральный механизм, придав ему видимость рациональности. Постмодерн, в свою очередь, распознал под этой рациональностью всё тот же старый миф (см. Р. Жирара), а коронавирус обрушил планетарную элиту и ее идеологию с грубой фактичностью катастрофы. Если после падения СССР у постсоветских элит был образец для подражания в лице элит капиталистических, то крах глобальных элит откроет колоссальный вакуум, который можно заполнить лишь новой сакральностью — постматериалистической, пострациональной, постчеловеческой.
Здесь возможны варианты. То, как интерпретируют пандемию православные старцы, например монахи Афона, дает подсказку. Для них речь идет о начале событий, рассказанных в Апокалипсисе, и исток пандемии есть буквально понятое излияние чаши Гнева Господня. Так на горизонте человечества встает фигура Небесного Ангела — наказующего, испытующего, возвращающего на пути Бога. Сходным образом интерпретирует ситуацию исламская эсхатология — и особенно шииты. Всё происходящее суть знаки приближения вплотную к явлению Махди и к его финальной битве с Даджалом, Лжецом (Антихристом). Даджал в глазах мусульман и есть глобалистские элиты. Довольно схожую картину имеют и православные старцы, для которых мировое правительство и глобализация (в частности, виртуализация, цифровизация и т. д.) также однозначно ассоциируются с Антихристом.
В любом случае мировая политика выходит за рамки человеческого и впускает фигуры иных измерений. Так «после потопа» мы вполне можем рассмотреть в будущем контуры сверхчеловеческой политической идеологии. А это обоснует и новые статусы, фигуры и учения мировых апокалиптических элит. В такой ситуации катастрофы, моровые язвы, эпидемии и «черные чудеса» обретут смысл и объяснение — а ведь массам (и не только массам, но людям как таковым) только этого и надо. И более того, жизнь приобретет цель: чтобы восстановить порядок, надо победить Антихриста, Даджала, принести его в жертву, свергнуть в пропасть… Вот они, контуры политической идеологии ближайшего — посткоронавирусного — будущего.
Конечно, можно подойти к проблеме новых, апокалиптических элит и с другой стороны. Гиперматериализм спекулятивных реалистов готовит почву для прихода Радикального Объекта. В этом смысле уничтожение человечества и жизни на земле — как в футурологии Ника Лэнда и других акселерационистов — может стать политической программой постгуманизма. Более того, в их оптике сам коронавирус как своеобразный гиперобъект может получить статус правителя.
С точки зрения сторонников объектно-ориентированной онтологии, предметы вполне могут занять место политической элиты будущего по мере вырождения или одичания человечества, что может произойти в ходе эпидемии.
К той же постчеловеческой перспективе относятся и проект искусственного интеллекта, версии зомби-апокалипсиса или сюжеты о вторжении инопланетян.
И религиозные, и фэнтезийные сюжеты имеют в этом случае сходную формально структуру: за горизонтом пандемии политическая элита будет неразрывно сопряжена с внечеловеческим элементом, где бы он ни размещался — в сфере ангелологии, демонологии, эсхатологии или технократической футурологии. Имманентная легитимизация политических элит после конца либерального глобалистского капитализма исчерпана. После потопа мы будем иметь дело с новой (или старой) сакральностью.
Забыть о будущем
Кто сегодня готов к будущему? Вообще никто. Элиты будут держаться за либерал-капитализм и аксиомы глобализации до последнего, пока их не уничтожат массы, вынужденные столкнуться лицом к лицу со смертью, с катастрофой, с тем, с чем они ни при каких обстоятельствах столкнуться не должны были бы. Что бы ни происходило, существующие элиты будут заклинать: это временные трудности, вот-вот всё наладится и вернется на круги своя. С этим предсмертным хрипом они и умрут. Ведь либеральные глобальные элиты возникли не на пустом месте — это наследники всего Нового времени, и они не мыслят себе иной мировоззренческой парадигмы. А в рамках этой парадигмы нынешней катастрофы произойти просто не могло. В каком-то смысле сами эти либеральные элиты постепенно превратились в обывателей, незаметно слились с массами, отличаясь от них лишь накоплением излишних материальных благ. Эти элиты утратили контакт со смертью и будут уничтожены.
Но и массы не готовы к будущему. Они и не могут быть к нему готовы, так как живут настоящим, непрерывным возвращением одного и того же. Коронавирус — это катастрофа, разрывающая цикл повседневности. Это ужасно для масс, но винить они в этом могут только элиты, которым и придется пойти по пути царя дождя.
Сами же массы ничего придумать не способны и будут растерянно озираться посреди холмов гниющей коронавирусной плоти…
В этот момент и появятся представители контрэлиты, сегодня распыленные по периферии. Кто-то выйдет из религиозной среды, кто-то из спекулятивных реалистов или прямых демонопоклонников. Это будет момент нового подъема традиционалистской философии, готовой к происходящему концу Кали-юги, и сторонников Радикального Субъекта. Но с другой стороны, из-под развалин глобального капитализма появятся полноценные ящеры, сегодня скрывающиеся под личинами Ротшильдов и Соросов, но уже в их настоящем, постчеловеческом обличии.
Невероятно? Да, совершенно невероятно. Не может этого быть! И с этим можно согласиться. Не может и никогда не будет. Ведь никогда ничего не было и не будет… Верно?
Источник: knife.media
